Виктор Суворов - Выбор [Новое издание, дополненное и переработанное]
Потому Настя делом занята, а вместо себя на маскарады двойника выставляет. Это к тому же и отработка элементов будущей системы безопасности. Заодно и шутка: догадаются ли, что на вороном жеребце может появиться не очень настоящая сеньорита Анастазиа?
Отправила Настя вместо себя девочку-дублера на карнавал. Осталась одна. И вдруг позвал ее чей-то неслышимый ласковый голос. И вдруг чьим-то чужим знанием поняла Жар-птица, что и ей самой там тоже быть следует — на карнавале, в долине миллиардеров, на вершине горы, в тенистом саду у «Сон Виды».
Там судьба ее решиться должна. Там ждет ее смерть. Там сейчас убивать будут. Поманила Настю смерть сладкой грустью: иди ко мне! Потянуло Настю к смерти той тягой непреодолимой, которая миллионы лет подряд бросает косяки благородных лососей в верховья диких порожистых рек, которая гонит самцов и самок на адский труд против ревущих водопадов, сквозь тысячи опасностей — к смерти! Встрепенулась Настя. Оделась быстро. Мальчишкой-оборванцем оделась. Не в юбке же сквозь кордоны и засады к смерти своей прорываться!
Приглашение у нее на карнавал было. Но приглашение свое она девочке-дублеру отдала. Подделать новое приглашение — времени нет. Спешить надо. Смерть не ждет. Потому пошла сквозь кордоны. Как учили. Тот, кто через сталинскую Москву незаметным ходить научен, через любые другие города и страны ходить может. Не оглядываясь. Прошла, прорвалась, оторвалась. Жаль, у охраны не овчарки немецкие, а ротвейлеры свирепые, черные с рыжей выпушкой на груди и в подхвостье. Когда ротвейлер рядом, особенно сука, Настя работать не может. Почему-то. Потому от ротвейлеров ей пришлось уходить не как ученице чародеевой, погоню охмуряя, а так, как обыкновенный диверсант уходит — сквозь воду, сквозь заросли и режущую осоку. И снова — через топь и грязь. Сердечко стучит. Разница в принципе не велика: гонятся за тобой презренные капиталистические псы или наши родные коммунистические собаки. Один черт — страшно…
Оторвалась от собак, но знает: ненадолго. Долина миллиардеров невелика размером, и вход в нее один, потому все сейчас на ноги подняты искать оборванца, который непонятно как в долину проник. Чужое знание подсказало Жар-птице, что опасность настоящая не позади, а там, впереди, на вершине, на террасе возле «Сон Виды». Именно там смерть ждет. Вот туда она и рванулась.
Ее чародей учил не ждать встречи с бедой, не прятаться от судьбы, а идти навстречу опасности. Не сворачивая. Почему так надо делать, чародей не объяснил. Возможно, он и сам не знал, почему. Просто жизнь ему так подсказала: если впереди пятеро ждут, с дубьем, а позади только двое путь отрезают, иди на тех, кто сильнее. На пятерых. Этому чародей Настю учил. И она пошла навстречу беде. Вверх. Вверх. Вверх.
Карабкается Настя по склону среди скал и колючек, а по дороге-серпантину на вороном жеребце с арапами и свитой торжественно и степенно девочка-двойник к вершине поднимается. Тоже к смерти. Интересно Насте Жар-птице: одну ее убивать будут или девочке-двойнику та же судьба уготована?
Вскарабкалась Настя к вершине. На руках подтянулась. Из-за обломка скалы, из зарослей роз маскарад оценила. Красиво все-таки люди живут. Какие наряды! Какой блеск! Сколько же бриллиантов на людях! Тут-то и вступили лиловые негры на террасу под пальмы. Тут-то и разнесла бронебойная пуля дублирующую голову…
Вот это и непонятно. Настя Жар-птица сама шла навстречу судьбе. Но судьба ударила мимо, как кулак Родриго великолепного. И не судьба это бьет, а товарищ Сталин…
Зачем? За что?
Впрочем, долго не мучил вопрос: за что? Мало ли за что товарищ Сталин решил ее убить? Мало ли за что он своих людей убивает? Да за здорово живешь! Убивает — значит надо. Причина не важна. Важно другое: что дальше делать?
Если бывают чудеса, если она отсюда вырвется, то что тогда? Тогда ждет ее второй выстрел из чертовой штуки под названием СА. Уж если товарищ Сталин приказал, то его ребята дело до конца доведут. Тут сомневаться незачем. Что же тогда делать? Вернуться в Москву и просить товарища Сталина пересмотреть дело? Может оказаться, что ее пытались убить по ошибке. Кто-то что-то не понял в ее действиях… Так бывает.
Можно сделать то же самое, но пересмотра не просить, явиться к Сталину: ваши горе-стрелки убили дублера, но если есть претензии, вот я, убивайте…
Можно, правда, в Москву не возвращаться. Она в Москве теперь убитой числится, и ее никто никогда не будет искать. Тем более — скоро война. Вторая мировая. Не до Жар-птицы будет. Потому может Настя просто пропасть. Бесследно. Хорошо мертвым числиться, тогда никто тебя нигде не ждет и не ищет. Южная Америка огромна и прекрасна. Затеряться в роскошных кварталах столицы Аргентины или столицы Бразилии… Совсем немного изменить внешность… Добывать паспорта и составлять легенды Настя обучена… Да ей и без легенды паспорт любой страны дадут: богатых везде любят… Кроме того, она теперь знает способы добывания денег в неограниченных количествах.
Еще можно убежать отсюда и написать картину «Третья мировая война» — три красные полосы перечеркнуты тремя черными. За это ждут ее большие деньги и оглушительная слава: еще Вторая мировая не началась, а у нее уже Третья изображена! Если напрячь воображение, собрать душевные силы и переполниться вдохновением, то можно попытаться и Четвертую мировую представить во всем ее ужасе и на холсте изобразить. А можно офицерский полк тайно перебросить в Америку и развернуть большой бизнес по выколачиванию долгов…
Впрочем, зачем это? Денег у нее и так столько, что хватит на всю жизнь, сколько их ни трать… Если, конечно, отсюда вырваться выпадет.
Есть и еще возможность… Сейчас слух о загадочном убийстве разлетится мгновенно по всей стране. Птица огня — человек известный на Балеарских островах и во всей Испании. И во Франции. Так вот: если как-то отсюда вырваться, то можно будет потом воскреснуть! Не сразу. Через сорок дней… В Испании оценят.
Оценят, конечно оценят. Но пальцы немеют. Вцепилась Настя в трещину, на том держится. Долго не протянешь — пальцы синеют, чувствительность теряют. А по рукам — боль. От боли мутит. От боли — видения в голове. Мысли обрывками, мысли не продолжают одна другую. Дрожь от пальцев — по рукам к плечам и груди. Можно их чуть разжать… Пальцы. Тогда не будет больше проблем в жизни. Тогда не будет мучительного выбора… Разжать пальцы, и полетишь птицей над пропастью. Она же птица. Или как?
Почему-то мелькнула мысль о Драконе. Интересно, что сильнее: любовь или смерть?
Саша-Дракон, где ты? Почему не спасаешь Жар-птицу, которая висит на краешке скалы? Ты, видимо, сейчас где-то инструктируешь девочек из французской группы. Ты, Дракон, наверное, совершенствуешь их искусство целоваться. Ты толковый инструктор…
Ледяная ревность переполнила Настю и обожгла. Ревность — так ее сам Дракон учил — самое сильное из всех наших чувств. Ревность ведет как в смерть, так и в жизнь. Самое великое, что создало человечество за тысячи лет своей кровавой истории, творилось в порывах ревности.
Потому… Надо сделать что-то назло Дракону… Можно умереть ему назло. Жаль, что он об этом не узнает. Он-то думает, что ей уже голову разбила вдребезги пуля бронебойная по приказу товарища Сталина. Потому Дракон никогда не узнает, что она сорвалась в пропасть ему назло. Потому незачем умирать. Надо назло ему выжить.
Наша судьба — в наших руках. Каждому из нас в жизни дан момент, когда надо сделать свой выбор. От этого выбора зависит жизнь, а может быть, и что-то большее. Момент выбора наступает внезапно, и решение принимать надо без долгих сомнений. Такой именно момент и выпал Насте Жар-птице.
Она шла на смерть, а очутилась у места преступления, у места убийства своего дублера, над пропастью, на краешке скалы.
Прямо над нею — сверкающие башмаки охранника, бдительно озирающего подступы к «Сон Виде». Охранник готов полоснуть автоматной очередью по любому кусту, если шевельнется.
Под нею — раскаленные серые уступы, заплетенные колючим терновником, еще ниже — разъяренные охранники и свирепые псы, которые в округе рыщут, которым не терпится ее растерзать. Очутилась Жар-птица между небом и землей: впереди и выше — охрана, позади и ниже — погоня.
А перед нею выбор широкий, как небо над Средиземным морем.
Вниз, в долину спускаться? Не выйдет. Там оборванца чумазого ищут, там ее собаками разорвут.
Может, тут, на скале, до ночи переждать? Не удержаться тут долго. Она на краешке карниза стоит, полностью ступни на карнизе не помещаются. Держится только пальцами, кончиками самыми — за трещину…
Потому третий вариант: просто по рабоче-крестьянски подтянуться на руках и очутиться прямо на террасе в давке и панике, среди всеобщего смятения и непонимания, среди истерических воплей и бестолковой суеты. Ход хороший, но можно получить автоматную очередь в голову еще до того, как охранник именем твоим заинтересуется. Охранники сейчас больно нервные. Хорошо, когда тебя в морду бьют, — можно уклониться. Хорошо, когда тебе голову топором пожарным проломить норовят, опять же — уклоняйся. А от автоматной очереди поди уклонись. Но если и не получить десять пуль между глаз, то и тогда появление грязной, оборванной Жар-птицы, мальчишкой наряженной, рядом с безголовым двойником — не лучшее решение. Такое непременно истолкуют превратно. Слух об убийстве двойника облетит остров и всю Испанию, и кто знает, как поймет толпа ее появление на месте убийства… Кто знает, как молва народная исказит и извратит непонятные ей совпадения.
